|
"О боях под Кенигсбергом"
В Великой Отечественной войне мне пришлось участвовать в звании рядового солдата во взводе управлении батареи, выполняя обязанности телефониста, радиста, разведчика, топографа и связного командира артиллерийской батареи. Поэтому и воспоминания эти - солдатские, с точки зрения рядового.
Из нашей батареи многие погибли смертью храбрых, либо умерли от тяжелых ран. Многие были ранены и контужены неоднократно. Мы тяжело переживали потери своих товарищей, погибших и раненых в бою.
Однажды утром, начался обстрел нашего наблюдательного пункта. Тяжелый немецкий снаряд, разорвавшийся в месте расположения, тяжело ранил командира отделения разведки, радиста и разведчика. Сразу были убиты Орлов, Курбатов, ранены командир взвода управления, связист Крюков из 8-ой батареи и другие товарищи. Перетащив всех раненых в укрытие и сдав их санинструктору, подавленные горем от потери товарищей, со слезами на глазах, мы пошли вперед.
В феврале 1945 года, для проведения наступательных операций в тылу противника в направлении Бранденбурга, юго-западнее Кениг¬сберга был сформирован штурмовой отряд. Командовал отрядом подполковник Корнеев Ф.А. В состав отряда входили подразделения стрелкового полка, часть его артиллеристов и минометчиков, а также приданные части усиления - дивизионные и истребительно-противотанковая артиллерия.
В штурмовой группе подполковника Корнеева я участвовал как разведчик- топограф, умеющий находить цели противника, готовить данные для стрельбы, корректировать артиллерийский огонь, и в тоже время был радистом на связи с огневыми позициями батареи.
В составе этой группы, мы бесшумно, темной ночью зашли в глубокий тыл противника и окопались для круговой обороны. На рассвете было установлено, что мы находимся в тылах закрытых огневых позиций немецких батарей. Обнаружив наше расположение в своих тылах, немцы в панике начали покидать свои орудия и прорываться в свои более дальние тылы. Здесь по ним был открыт огонь из имевшегося у нас в наличии оружия.
Однако немцы не пожелали смириться с потерей своих батарей и фронтовой территории глубиной до десяти километров от перед¬него края. Сконцентрировав в течение первой половины дня вдоль шоссе северо-западнее нашего расположения, значительные силы около 400 человек, они перешли в открытую контратаку. Обойдя наше стрелковое подразделение, располагавшееся несколько юго-западнее от нас, немцы беспорядочным строем в полный рост, открыв ураганный огонь из минометов, фаустснарядов, гранатометов и личного оружия, форсированным броскам перешли в наступление.
Мы без команды открыли ответный беспорядочный огонь по наступавшему противнику, но поскольку он находился на значительном расстоянии, то наша стрельба особенного успеха не имела. Тогда подполковник Корнеев строго приказал всем прекратить беспорядочную стрельбу, беречь патроны и огонь открывать только прицельный по его команде. Всем артиллеристам было приказано срочно скорректировать и открыть огонь с закрытых позиций по наступавшей немецкой лавине, значительно превосходящей наши наличные силы. Когда первые шеренги немцев подошли на прицельное расстояние до 80 метров от нас, подполковник Корнеев отдал приказ открыть прицельный огонь из всех имеющихся в нашем распоряжении видов оружия. К этому времени несколько орудий уже было выведено на прямую наводку, пристрелены ориен¬тиры из закрытых позицией наших артиллерийских и минометных батарей. Часть пулеметов, принадлежащих отрезанным от нас стрелковым подразделениям, были перемещены и развернуты в сторону наступающего противника. От такого массированного огня передние ряды наступающих немцев стали заметно редеть, а оставшиеся в живых, почти дошедшие до нас, начали поворачивать назад и быстро беспорядочно отступать, оставляя большое количество убитых и раненых на совершенно открытой ровной местности.
После отбитой контратаки противника, мы выбрались из залитых водой окопов, в которых находились почти сутки. Промокшие, измазанные раскисшей грязью, сильно озябшие, дрожа от холода и нервного напряжения, мы хоть и были полны чувства радости от только что успешно проведенного боя с намного превосходящей силой противника, но все равно никак не могли прийти в себя.
Подполковник Корнеев, всеми силами старался нас развеселить и под¬нять наше настроение, для чего начал рассказывать разные анекдотичные истории, в одной из которых было произнесена фраза :" …Иван пойдем купаться, вода сегодня теплая.» От произнесенного такого словосочетания зубы его непроизвольно застучали , как пулемет, что вызвало оживление и смех среди ребят. При этом, каждый стал повторять эти слова, смеясь над собой.
К утру 18 марта 1945 года вместе с подразделениями 53-го и 58-го полков, мы вышли на южную окраину лесного массива и продвигались на юг в направлении железно¬дорожной станции Людвигсорт.
Наши батареи были сняты с огневых позиций и следовали на установленном расстоянии, периодически, в условленное время, поддерживая связь по рации. Однако утром с рассветом наше дальнейшее наступление было задержано контратаками противника, поддерживаемыми сильным огнем прямой наводки немецкой артиллерии и танков. Лесная дорога, по которой передвигались наша техника и солдаты к передней линии фронта, шла под уклоном в сторону противника и простреливалась прямой наводкой его артиллерии и танков на всем 2-3 километровом расстоянии. Так как в этом лесу находились немецкие военные объекты и склады, все дороги проходившие через лес, были огорожены прочной сплошной стальной сеткой, обочины обрамлены глубокими каналами и замини¬рованы. Поэтому съезд с дороги и передвижение по лесу в любом месте были невозможны. В сложившейся обстановке требовалось срочно открыть ответный артиллерийский огонь по атакующим немецким частям, танкам и артиллерии. Но сделать это немед¬ленно не представлялось возможным, так как наши батареи были еще на марше, а обстановка при состоявшейся последней радиосвязи этого пока не требовала.
Следующий сеанс связи должен был состояться, когда наши батареи будут уже следовать по выше указанной лесной дороге. Другой связи с батареями не было. Командир дивизиона майор Алексеев приказал командирам батарей срочно выслать связных навстречу находившимся в пути батареям, и предупредить их о том, что дорога находится под огнем прямой наводки вражеской артиллерии и танков.
Из всех добровольцев для выполнения задания связного 7-й батареи выбор пал на меня и разведчика 8-и батареи.
Легко одевшись, мы взяли с собой только необходимое: трофейный легкий пистолет, автомат, две гранаты-лимонки, фляжку с водой, перевязочный материал, Попрощавшись с друзьями, мы быстро двинулись в путь, Медлить было нельзя. Когда мы вышли на дорогу, то увидели ужасную картину. Дорога на всем своем протяжении, канавы и обочины до металлической сетки были завалены всевозможной нашей подбитой и оставленной техникой, полковыми пушками и минометами, доставляемыми на лошадях, истребительными противотанковыми дивизионными зенитными орудиями на механизированной тяге, несколько самоходок СУ-76. Было много раненых и убитых солдат.Ведь как только немцы замечали на дороге нашу технику или солдат, тут же открывался ураганный прицельный огонь. Нужно было как можно быстрее пробраться и пройти через весь этот трехкилометровая огненный ад и предупредить свои батареи, чтобы не попасть под прицельный огонь и срочно оказать помощь огнем артиллерии своим передовым частям, так как они закреплялись на занятых позициях южной окраины лесного массива.
Мы договорились, что будем следовать на небольшом расстоянии друг от друга, чтобы одновременно не попасть под осколки одного разорвавшегося снаряда или одной пулеметной очереди, а в случае ранения оказать помощь друг другу. Короткими перебежками, где по дороге, при уменьшении интенсивности огня противника, где по канаве, а в основном бегом, начали продвигаться навстречу предполагаемому движению батареи. Так мы сравнительно быстро одолели первую половину пути.
Но, чем дальше к передовой, тем труднее, так как дорога, обочины и канавы были практически завалены техникой, да и
огонь на оставшейся части пути следования велся противником еще сильнее.
Пробежав несколько метров при очередном брос¬ке, я вдруг почувствовал, как мою правую руку сильно швырнуло вверх и обожгло. Когда я опустил ее вниз, то увидел, как из разорванного рукава шинели струей льется кровь. Сполз в канаву, снял снаряжение и шинель, достал индивидуальный пакет и начал перевязывать рану. Тут подполз мой напарник , чтобы оказать мне помощь, однако, я отказался от его помощи, сказав, что сделаю себе перевязку сам, а он должен продолжать выполнять задание. Перевязав себе руку, я также последовал за ним навстречу батареи. Пройдя несколько метров, я сильно ослаб. Вдруг на пути оказался открытый въезд в лес, а за железными воротами просматривались строения и здания. Я зашел за ограду, приблизился к одному из домов и заметил, что в глубь леса по ранее прорытой траншее уходят группы вооруженных немецких солдат. Левой рукой я открыл по ним огонь из автомата и, видимо, несколько человек ранил, так как их подхватили другие солдаты и быстро скрылись, а несколько солдат противника из траншеи открыли ответный огонь по мне. Дом, к которому я подошел, оказался станцией телефонной связи, где стояли коммутаторы.
Не заходя в дом, поскольку наших поблизости не было, возле входа я посильней еще раз перевязал рану, так как первоначальный бинт был уже насквозь мокрым от крови. Снял шинель, чтобы легче было передвигаться, завернул в нее автомат, забрал с собой затвор и одну гранату-лимонку, а остальное все спрятал в кустах и направился вперед для продолжения выполнения порученного задания. Оставаться на месте я не мог, ведь и мой напарник мог быть уже ранен или убит. Ведь тогда наши батареи будут расстреляны немецкой артиллерией и танками на марше. Выйдя на дорогу, я увидел, как опять был открыт пулеметный огонь противника по следовавшей на передовую небольшой группе солдат и офицеров. Несколько человек было ранено. Это была группа 53-го стрелкового полка во главе с его командиром подполковником Приладщевым. Я подбежал к ним, чтобы оказать помощь раненым. Но моя помощь не потребовалась, и я про¬должил свой путь. Почти добравшись до самого высокого места на дороге, я увидел, что наши автомашины с орудиями поднимаются на гребень дороги, причем две из них уже переехали высоту и следуют по уклону к немец¬кой стороне. Собрав все силы, я бегом поспешил к ним навстречу, крича и махая здоровой рукой, предупреждая их об опасности. Мои сигналы были поняты, да они уже и сами увидели весь ужас на дороге. Одна сцепка орудия с автомашиной быстро начала сдавать назад за высоту, а следовавший первым орудийный расчет начал быстро расцеплять машины и орудия, так как разворот со сцепкой был невозможен.
Немцы это заметили и открыли огонь прямой наводкой, но так как расстояние было значительное, первые выстрелы были неточные и вражеские снаряды пролетели мимо. А за это время развернувшаяся машина и орудие быстро съехали на противоположный склон высоты. Подойдя к батареям, я передал приказ командиров дивизиона и батареи срочно развернуть орудийные расчеты наведения огня с закрытых позиций, а радистам связаться со своими командирами и наблюдательными пунктами. Однако подобрать огневые позиции для пушечных батарей оказалось нелегким делом, так как местность была сильно пересечена оврагами и высотками, а впереди простирался лес. Гаубичная батарея развернулась очень быстро и немедленно открыла огонь.
Я очень обрадовался огню батарей и тому, что все орудия и расчеты уцелели. Oт этого, казалось, даже рана стала как-то меньше беспокоить, и силы прибавились. О выполнении задания я доложил старшему на батарее командиру первого огневого взвода Терзян Арсену Аветисовичу. В ответ он сказал, что весь дивизион уже знает, что произошло на переднем крае и на дорогах к нему и что я первым принес сообщение об этом и что оно означало для наших батарей. Огнем нашей артиллерии были подавлены немецкие огневые точки, ликвиди¬ровано блокирование дорог, отбиты контратаки противника и наши части продолжали наступление, захватив на железнодорожной станции Людвигсорт военные эшелоны, много различной техника , а в лесу много складов и подземных хранилищ с боеприпасами и продовольствием. Но меня очень волновал и беспокоил вопрос о моем напарнике-разведчике, ведь он должен был первым, впереди меня быть на батареях, а раненым или убитым на своем пути я его не видел. Несколько позже я узнал, что он тут же следом за мной был более серьезно ранен, подобран чьими-то санинструкторами и отправлен в госпиталь.
Я собрался отправиться на командный пункт батареи и дивизиона, чтобы доложить подробно о выполнении задания и еще раз поискать своего друга, после чего следовать в санчасть полка. Однако, санинструктор батареи, тоже накануне раненый, но не оставивший своей службы, видя не совсем хорошее мое состояние, срочно доставил меня в медсанчасть полка, где врач Казакова Людмила Андреевна оказала мне первую необходимую медицинскую помощь и направила в эвакопункт для дальнейшего лечения. Врачу части Казаковой и санинструктору батареи я рассказал, что мне очень нужно разыскать живым или мертвым своего напарника-разведчика, забрать свое спрятанное имущество - шинель, автомат, фляжку, после чего я могу отправиться в госпиталь.
Получив на это разрешение, той же дорогой я проследовал на передовую. Но теперь она была значительно безопаснее. Огонь противника по дороге велся только с закрытых артиллерийских позиций и был уже не очень прицельным и точным. Всем раненым оказывалась первая медицинская помощь, подбирались для похорон убитые. Разбиралась и восстанавливалась техника, расчищалась дорога, разминировались дорожные обочины, делались проходы в лес. В доме связи, у крыльца которого перевязывал рану, уже было много наших солдат, а в траншее, по которой я стрелял из автомата левой рукой, лежал убитый немецкий солдат.
Разыскал шинель и автомат. Они были на месте, но развернуты. Так как шинель была с разорванным рукавом, а автомат без затвора, то они никому не пригодились, гранаты-лимонки и фляги не было. Забрав свои оставшиеся вещи, вложив находящийся у меня затвор в автомат, я решил все же найти своих командиров батареи и дивизиона на передовой и лично доложить о выполнении задания и своих действиях в сложившейся обстановке. Определив примерное место расположения командных пунктов, откуда мы вышли утром на задание, я последовал в этом направлении прямо через лес. На этом пути, небольшой участок ласа оказался огороженным еще одним рядом стальном сетки и колючей проволоки. Между деревьями просматривались строения и навесы. Пробравшись через поврежденные разрывами снарядов ограждения, я дошел до этих строений. Это были закрытые и открытое склады немецкого военного снаряжения и имущества. Несколько наших солдат осторожно прохаживались и рассматривали их содержимое, определяя, что может пригодиться в их подразделении. Здесь было много брезента и пошитых из него готовых многоместных палаток и тентов на машины, ящиков с каким-то оборудованием и препаратами, строительного инструмента - лопаты, кирки и топоры. Также лежали заготовленные деревянные щиты, очень много рулонов разноцветной искусственной ткани и уже нашитых из нее мешочков для заполнения их взрывчатым веществом и приготовления артиллерийских и минометных основных и дополнительных зарядов, много сетки, колючей и гладкой проволоки и многое другое. Склады пока никем не охранялись, и по ним велся методический огонь противника из дальнобойной артиллерии.
Определив примерно, что пригодится для батареи, я последовал далее к своим на передовую. Когда я прибыл на командный пункт батареи, то застал всех присутствующих за обедом, который доставил боец Какаулин. Все были рады моему возвращению, спросили меня, как я себя чувствую, и тут же усадили за обед. Настроение и аппетит у всех были хорошие. Я спросил, известно ли что о моем напарнике - разведчике 8-й батареи, с которым уходил на задание и расстался при ранении. Но никто ничего о нем не знал.. Комбат сообщил командиру дивизиона, что возвратился связной его батареи. Несколько раньше, получив по радиосвязи сведения о моем ранении, он передал ему, что в его подразделение четыре «мягких», так под кодом назывались раненые, - радист, разведчик, топограф и его связной, правда, фамилия при этом была названа только одна -Клячкин. За обедом я сообщил комбату и солдатам, что недалеко от нас находятся немецкие склады, где есть брезентовые палатки, тенты, много разного инструмента, и что неплохо было бы кое-что взять для нашей батареи. Что и было сделано.
Потеря крови и усталость сказались на моем самочувствии и здоровье, что сразу заметил комбат, От него трудно было утаить что-нибудь или скрыть. Получив подтверждение по радиосвязи с батареи, что мне необходимо явиться в госпиталь, тут же приказал солдату Какаулину проводить меня к санинструктору Барашко. Пробыв в госпитале несколько дней, я стал проситься на батарею и разрешить лечение при санчасги полка. Очень не хотелось расставаться со своими командирами, и товарищами. Моя просьба была удовлетворена, так как я согласился и дал заверение врачам, что буду аккуратно ходить на лечение в санчасть полка, что в дальнейшем и было выполнено.
25 марта 1943 года я прибыл на батарею, которая в составе части завершила бои по уничтожению Восточно-Прусской группировки противника юго-западнее Кенигсберга и была выведена для подготовки к штурму города- крепости Кенигсберг. При штурме Кенигсберга получил легкое пулевое ранение в левую руку, но из части не выбывал. При наступлении на крепость Пиллау был контужен.
|